— А где же вы были все это время? — удивилась Эстер, убирая родословное древо.
Юноша отпил кофе: "Там и здесь. В Нью-Йорке, в основном. Работал, — он поднял бровь. "С той поры, как меня Ягненком звали, много воды утекло. Меня уже и не помнит никто, очень удобно".
— Но это, же опасно, — Эстер присела напротив него, крутя в нежных пальцах ленты чепца.
— Что же она так волнуется? — подумал Меир. "Британцам, что ли, сведения передает? Господи, Меир Горовиц, тебе и вправду отдохнуть пора, правильно в Филадельфии говорили. В собственной невестке шпиона подозреваешь. Волнуется потому, что Хаима вспомнила, вот и все".
— Опасно, — смешливо согласился Меир, — только надо же кому-то этим заниматься. И вообще, — он налил себе еще кофе, — на Синт-Эстасиусе я, в основном, деньги, считаю и бумаги пишу, работа сидячая. Тут хоть походил, вразнос поторговал, по тавернам потолкался. Даже слугой нанялся, к одному генералу, правда, — он пожал плечами, — испытательного срока не прошел. Но и не надо было, — он вспомнил копии документов, что привез из Нью-Йорка в Филадельфию, и чуть не рассмеялся вслух.
— Не все британцы такие, — вдруг сказала Эстер. "Я же вам писала, тот юноша, Джон Холланд, он брат невесты Иосифа, он спас вашу сестру".
— Я знаю, — Меир вздохнул. "Я ведь, дорогая невестка, больше всего мечтаю о том, чтобы война, наконец, закончилась. Тогда я бы мог, вместе с мистером Соломоном и мистером Моррисом, он наш новый суперинтендант финансов, заняться тем, что мне нравится — деньгами и банками. Вы знаете, наши деньги, американские, будут совсем другими — мы хотим ввести десятичную систему".
Эстер открыла рот. Он, ласково, добавил: "Впрочем, вам, это, наверное, неинтересно. Но про свою нынешнюю работу я не, особенно, могу рассказывать, как сами понимаете".
— Отчего же, — она расмеялась, — интересно, Меир. Мы можем по дороге в Филадельфию поговорить.
— Карету я заказал, — Меир поднялся, — так что завтра утром за вами заеду. Раввин меня уверил, что это очень быстрая церемония, на час они нас задержат, не больше. После этого вы сразу сможете выйти замуж, а я — жениться, — он усмехнулся и развел руками. "Меня там сватали, в Филадельфии, но я сразу сказал — надо ехать со мной на Карибы. Сват тут же и погрустнел, мол, никто из девушек не согласится, у нас там все-таки неспокойно".
— Мистер Вулф, — Эстер покраснела, — ключи вам оставил, от своего дома. Велел, чтобы вы на постоялом дворе не ночевали, ни в коем случае. Это недалеко, за три улицы. Я сейчас к пациентке схожу, и вечером жду вас на обед.
— Да не надо, я бы и в таверне…, - запротестовал Меир. Он услышал нежный голос: "Где же вы еще домашнего поедите, я ходила к доктору Абрахамсу, он пару куриц мне зарезал".
— Как в старые времена, — улыбнулся Меир, застегивая сюртук. Эстер не поднимая головы, проговорила: "Я знаю, я вам писала…, Если вы хотите, я все расскажу, о Хаиме, я с ним была до самого…"
Она не закончила. Меир, подавил в себе желание, коснуться ее руки: "Не надо. Вам же это тяжело, Эстер. Да и мне, — он помолчал, — тоже. Спасибо за кофе, — он поклонился, — вечером увидимся".
Юноша мягко закрыл за собой дверь. Эстер поглядела на свой акушерский саквояж: "Дождись, пока увезут Констанцу, и поезжай в Беркширы. Там миссис Онатарио, миссис Франклин — они тебя приютят до родов. До января. Потом отдай ребенка на воспитание и возвращайся в Бостон. Вот и все".
Женщина внезапно стиснула пальцы — они дрожали. "Не хочу! — жалобно сказала Эстер. "Не хочу, это же мое дитя, как это — никогда его больше не увидеть? Пожалуйста, Господи, не наказывай ты меня так!".
Она опустилась на потрепанный, истертый ковер в передней и заплакала, спрятав лицо в ладонях.
На кружевной скатерти, в высоких, серебряных подсвечниках, горели белые свечи. Эстер внесла курицу. Меир, поднялся и забрал у нее блюдо: "Позвольте мне".
— Как будто мама готовила, — сказал он, улыбаясь. "Я маму помню, мне шесть лет было, когда она умерла. Вы тоже мать рано потеряли?"
— В двенадцать, — Эстер вздохнула. "Потом наш отец уехал на эпидемию чумы, в Ливорно, и погиб. Его и похоронили там, — она посмотрела на юношу: "А кто вам на Синт-Эстасиусе готовит, Меир?"
— Да я сам как-то наловчился, — усмехнулся тот. "Все же с шестнадцати лет один живу. Сначала в Нью-Йорке, потом вот Континентальный Конгресс меня туда, на Карибы, отправил. Я рад, что с Тео все хорошо, — он отложил вилку и вспомнил низкую, тесную каюту, запах соли и ее нежные губы. "Пусть будет счастлива, — вздохнул про себя Меир, — понятно, что у нас ничего бы не вышло".
Эстер все смотрела куда-то вдаль. Потом, очнувшись, она пробормотала: "Простите. Я задумалась".
— Оставь, — сказал себе юноша, — что за ерунда. Она тебя на четыре года старше, зачем ты ей нужен? Она, наверное, и помолвлена уже, просто мне не говорит.
Но ее черные, обрамленные длинными ресницами, глаза были опущены к столу. Меир заметил легкий, — словно лучи рассвета, — румянец на белых щеках.
— А вы и не едите ничего, Эстер — озабоченно сказал он.
Женщина повертела нож. Помолчав, она ответила: "Нет аппетита".
Меир поднялся. Посмотрев на вечерний, тихий сад за окном, он внезапно повернулся. "Эстер, — юноша откашлялся, — вы мне скажите, если вас что-то беспокоит. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь. Я же вижу — что-то не так".
Она комкала в руках угол скатерти. Потом Эстер еле слышно проговорила: "Ничего уже не изменить, Меир. Простите, но мне никто…, - женщина внезапно закусила губу. Он с ужасом увидел слезинку, что ползла по щеке. В свете свечей ее глаза играли золотом.
— Такого не бывает, — уверенно сказал Меир. Он подтащил стул и сел рядом с ней. "Все можно исправить, Эстер. Поверьте человеку, который всю жизнь только и разгребает ошибки других, — он широко улыбнулся. "Вы знаете, в каком состоянии были финансы Континентальной Армии и вообще этой страны? — он повел рукой.
— Мы были всем кругом должны. Доходило до того, что мистер Соломон лично, под свое имя, брал кредиты для снабжения войск. А сейчас, — он поправил белый, шелковый галстук, — мы как следует, взялись за дело, и бюджет уже не напоминает решето. Так что говорите, дорогая невестка, — он увидел ее маленькую руку с грубым, золотым кольцом, и горько подумал: "Из доллара же Хаиму его сделали. Бедная девочка, что с ней такого случилось?"
— Я…, - она помолчала, кусая губу и, глубоко вздохнув — стала говорить.
Меир внимательно слушал. Потом, потянувшись за кофейником, он разлил кофе: "Я же говорил вам — не бывает безвыходных ситуаций, милая невестка. Мы с вами завтра поедем в Филадельфию, только, вместо того, чтобы вас освобождать — я на вас женюсь, вот и все. То есть, вернее, вы скажете раввинам, что хотите выйти за меня замуж, вас же спрашивать будут, — он ласково посмотрел на заплаканное лицо женщины.